Автор рассказа — Сухачев Павел Петрович с внуком Вовой

 

Об авторе, со слов его сына:

Уважаемая редакция, направляю в ваш адрес рассказ моего отца, почётного гражданина города Асина Томской области — Сухачева Павла Петровича (26.03.1930 — 30.11.1993). Это его давняя, но так и неопубликованная работа — «Прорва» (в оригинале «Чёртово колесо»). Рассказ помогла отыскать главный специалист муниципального архива города Асина -Татьяна Анатольевна Дмитриева (от души благодарю).

 

Немного о себе:

Александр Павлович Сухачев

родился 10 декабря 1955 года в селе Ново-Кусково, Асиновского района, Томской области. Мама — учитель, отец — журналист. В 1973 году в городе Асино окончил среднюю школу № 3. В том же году поступил в Томский инженерно — строительный институт на строительный факультет. На четвёртом курсе женился на Ольге Васильевне Сухачевой (Шиховцовой), до сих пор вместе. После окончания института, в 1978 году был призван в Советскую армию. Ветеран Афганистана. После увольнения в запас в 1980 году начал работать мастером в СУ-24 треста «Томлесстрой». А в 1981 году переехал в город Рубцовск, Алтайского края, где сейчас и проживает. Работал мастером, прорабом в СУ-24, треста 46, главным инженером, начальником СУ-60, Рубцовского ДСК. На пенсию ушёл с должности начальника Управления капитального строительства Администрации города Рубцовска. Произведения публиковались в журналах «Учитель» (Москва), «Метаморфозы» (Гомель, Беларусь), «Новый Орёл» (Орёл), «За строительные кадры» (Томск), «Начало века» (Томск) и других.

 

 

…Случай был невероятный. Неслыханный. И абсолютно никаким объяснениям не поддающийся. Плотовод обогнал плотовода, в то время, как оба шли с большегрузными «возами». По несколько тысяч кубов леса каждый! И это на извилистом Чулыме, где местами и с паузками разойтись еле можно. К тому же надо учесть и скорости. Ведь они у плотоводов прямо-таки черепашьи – чуть больше речного течения.

Не менее загадочным было и то обстоятельство, что оба капитана убеждённо отрицали встречу друг с другом. Однако один плот всё же обогнал другой.

-Чепуха! – уверял молодой и оттого самолюбивый капитан обогнанного буксира Сергей Пивоваров, – Никто ни с каким плотом меня не обгонял.

— И не мог обогнать! – решительно поддержал его один из опытнейших капитанов мотофлота Причулымского перевалкомбината Илья Рябиков.

— Хорошо, – дотошно парировал их аргументы начальник приплавного рейда Беликов, допустим, но, ведь, ты Серёга, сам говоришь, что раньше Афанасьича забуксировал плот в Линёво. Так, или не так?

— Ну, так….

— А как же получилось, что на Рейд ты пришёл позже Афанасьича?

— Вот не приложу ума….

— То-то и оно! Ума он не приложит.

— Да, я голову на отсечение даю, что никто меня не обгонял! – продолжал стоять на своём Пивоваров.

Ну, а ты, Афанасьич, что скажешь?

— А что я могу сказать? – развёл руками тот, – когда я сам в полных непонятках.

— Не обгонял, значит?

— Само собой.

Поиски истины уткнулись, вроде, в тупик. Но вместо истины, если её потеряли, как правило и в больших количествах находятся версии и предположения, толки и кривотолки.

Некие осведомлённые граждане уже туманно намекали на пришельцев, посланцев иных цивилизаций. Они, дескать, в научных целях, хотели у нас один плот похитить, для чего провели такелажные работы, да не сдюжил ихний космолёт, хлипковат оказался. Поднять плот поднял, даже протащил несколько километров, но двигатель начал греться, отказались злодеи, в общем от своей затеи. И умчались восвояси, побросав брёвна обратно в реку.

Все же знают, чего эти марсиане, на реке Тунгуске вытворили. Сколь дров в тайге наломали. Так что посланцы других цивилизаций у нас давно промышляют. А про Чулымский болид, слыхали, небось? То-то же! Свой лес, у них, поди, давно кончился, вот они к нам повадились шастать.

Сомнения дотошных скептиков, дескать, как же члены экипажа катера не заметили того обстоятельства, что катер не плывёт, а летит, обрывались универсальным и железным аргументом:

— Выпимши были!

Другие версии намекали на воровство, но истины тоже не содержали.

Рейс случился нелёгким. Плот оказался, едва по силам «Костромичу» («Костромич» — буксирный катер). К тому же и погода выдалась хуже бы, да некуда. Самая, что ни на есть майская для Причулымья – ветер, холод, дождь, да ещё пополам со снегом. Разгулявшийся не в меру Чулым кипел зловещими водоворотами и глухо шумел, норовя выйти из берегов.

«Костромич» ощутимо побалтывало на мутной беспорядочной волне, он мелко дрожал от напряжения, с трудом удерживая на поводу свой громоздкий и неповоротливый «воз», который на крутых извилинах фарватера прижимало то к одному яру, то к другому.

Афанасьич почти не покидал рулевую рубку, разрешая себе отдохнуть часок-другой только днём, когда они проходили более или менее спокойными местами. Он осунулся и похудел, но видавшая виды мичманка с потускневшим «крабом» сидела на его сивой голове чуть набекрень, придавая ему слегка молодцеватый и даже задиристый вид.

Только Мишку не могла обмануть внешняя подтянутость их двужильного капитана. Он по себе мог судить каково тому достаётся, ибо тоже стоял почти бессменную вахту в машинном отделении, бдительно следя за самочувствием дизеля. Он был втрое моложе Афанасьича, но и ему тяжко давался этот рейс, то и дело клевал носом.

На катере лишь их третий, самый молодой член экипажа матрос Васька не страдал переутомлением. Он числился рулевым-мотористом, но Афанасьич редко доверял ему управление теплоходом при буксировке плотов. Ну, а к дизелю уже Мишка также редко его подпускал.

Так что Васька имел кучу свободного времени и тратил его с превеликой для себя пользой. Давил ухо в уютном кубрике. В период же бодрствования крутил магнитофон – предмет его особой гордости и обожания. Приобщал прибрежные населённые пункты к современной эстраде. Иногда и сам брался разухабисто присвистывать, да приплясывать в такт понравившемуся шлягеру. Не менее весело драил палубу, благо на эту его ипостась, как и на обязанности кока никто другой из команды не покушался.

В общем, рейс проходил вполне нормально. Они миновали несколько каверзных мест, теперь оставалось пройти ещё одну излучину и, считай, они дома, на Асиновском рейде. Где их ждёт заслуженный отдых.

Только отдых был там, за излучиной, а это каверзное место многие называют Чёртовым колесом (название позаимствовали у правого притока реки Чулым — Чёртово Колесо в Первомайском районе). Здесь русло Чулыма круто виляет в сторону и, дав солидного крюка в виде почти правильной окружности, продолжает свой путь прямо против изначального направления на небольшом расстоянии от него.

В одно из вешних половодий Чулым устремился напрямик через этот перешеек и промыл довольно широкую прорву. Ожидалось, что именно здесь пройдёт новое русло. Но река передумала, закидала новое русло корягами, топляками и прочим хламом. А сама потекла, как ни в чём не бывало, по привычной старой окружности.

Чуть зевнёт плотовод, как эта самая прорва начинает засасывать его в себя вместе с плотом. А, уж если засосёт, то добра не жди, насадит судно, словно на вертел на корягу или топляк. Так что, плохи шутки с этим Чёртовым колесом.И очень кстати здесь постоянно дежурил катер сопровождения. Но, когда «Костромич» подошёл сюда, катер уже отбыл восвояси.

Смеркалось. Окружающие пейзажи выглядели неприветливо. По обоим берегам тянулось мрачное чертолесье. Иллюстрация к песне Высоцкого «Страшно, аж жуть», того и гляди кикиморы, колдуны и лешие всех мастей повылазят, и заграбастают катер вместе с командой в свои чертоги.

Надвигалась ночь. Впереди тускло маячили огни бакенов и створных знаков, или попросту створов. Мишка высунувшись из люка машинного отделения, просто смотрел на окружающее волшебство, но вдруг обнаружил нечто такое, что его сначала озадачило, а потом бросило в холодный пот. Огни створных знаков, которые установлены по берегам реки попарно в местах её поворотов, чтобы прямая, проведённая между ними, находилась по касательной к закруглению фарватера. Это и есть путеводная нить для рулевых и капитанов. Когда знаки или их огни совместятся, надо править прямо на них. И в то же время следить за следующими.

А когда те, в свою очередь, окажутся на одной линии, нужно править уже в том направлении. И так дальше. Это у речников называется идти по створам. Так вот, Мишка, наблюдая за этими створными огнями, увидел, что они уже совместились, а «Костромич» продолжает следовать прежним курсом.

Может, он перепутал огни? Однако быстро удостоверился, что он ничего не путает. Но почему тогда медлит Афанасьич? Ведь он же сам поучал, что с плотом на буксире надо выворачивать на створы чуть раньше, учитывая инерцию «воза».

Что-то тут было не так. Мишка выскочил из люка и бросился к рулевой рубке. А там корчился Афанасьич, всем телом навалившись на штурвал. И, словно пьяный раскачивался из стороны в сторону.

Мишка никогда не видел, чтобы их капитан выпивал, да ещё тем более в рейсе. А тут, вдруг, такая картина.

— Афанасьич! – испуганно завопил он, хватая его за плечи.

— Там, в шкафчике… таблетки… – вместо ответа попросил тот слабым, прерывающимся голосом.

Шкафчик находился совсем рядом, у задней стенки рубки. Стоило только протянуть руку. Да, совсем плохи, видимо, были дела Афанасьича. Аукнулись бессменные вахты. Распахнув дверцу шкафчика, Мишка сразу увидел пробирку с таблетками, высыпал их в ладонь и дал выпить Афанасьчу. Потом напоил водой из чайника, бережно усадил на сиденье у задней стенки рубки, в общем, справился не хуже фельдшера.

Тем временем «Костромич», предоставленный самому себе пёр вперёд, в ту самую прорву. Мишка закрутил было штурвал, пытаясь выйти снова в фарватер, но понял, что опоздал. «Костромич», допустим, он ещё успеет вывернуть, а вот плот – точно нет. Он лишь развернёт его поперёк течения, течением же плот затем прибьёт к берегу. Нет, надо искать другое решение.

Может, отцепить плот, и шпарить дальше налегке. В конце концов, он же не капитан, какие могут быть к нему вопросы и претензии? К тому же, и катер сопровождения отсутствует.

Да, передряга. Мишка взглянул на Афанасьича, может тот чего дельного присоветует, но тот спал. Будить его не стоило, чего доброго второй приступ шандарахнет… Мишка закрутил штурвал и направил катер на самую середину прорвы (где наша не пропадала!).

Русло прорвы оказалось довольно узким, но зато прямым, и в него свободно вписался габаритный плот. Прожектор, установленный на рулевой рубке «Костромича», мог поворачиваться с помощью специальной рукоятки в любых направлениях.

Прорва производила удручающее впечатление. Глухой, пугающий гул, в котором чудились и звериные рыки, и разбойничий свист и чей-то жалобный плач. Жуть. Мишка отослал Ваську в машинное отделение, а сам до рези в глазах всматривался вперёд, опасаясь просмотреть топляк, корягу или отмель. Отмель ещё ладно, а вот, если сядешь на корягу или кучку из нескольких топляков, уже не сползёшь без посторонней помощи. Если повезёт.

А пропорешь корпус катера баланом (очищенный от сучьев ствол дерева)? Плот всей массой надавит на судёнышко, дальше финал, достойный кисти Айвазовского, с девятым и последующими валами, только валами из здоровенных лесин. Мишка поёжился, бросил взгляд на Афанасьича, тот по-прежнему находился в забытьи.

В это время катер довольно сильно задёргало. Мишка перевёл луч прожектора назад, в сторону плота – толстенный трос то натягиваясь, то провисая хлопал по воде.

— Черти, что ли, в пляс пустились, или кикиморы шуткуют? Мистика, прям. – других объяснений у Мишки не нашлось. Но в них, в других объяснениях необходимость тут же и отпала.

Непонятное дёрганье катера вдруг прекратилось и он ходко устремился вперёд. Сначала Мишка решил, что порвался трос, но посветив на него, убедился, что трос в целости и сохранности. Тогда, выходит, не выдержала ошлаговка плота (обвязка секций плота тросами для их крепления)? Но в таком случае брёвна раскидало бы веером по всей прорве. И за прорву. Однако с габаритами плота тоже было всё в порядке.

Странное и загадочное плавание по прорве также неожиданно подошло к концу. Сначала далеко впереди показался слабый огонёк бакена, следом свет прожектора перестал выхватывать берега. Катер вошёл в Чулым.

У Мишки словно гора свалилась с плеч, он прошёл через самую грозную прорву на Чулыме, где ещё никто и никогда с плотом не проходил. Есть для гордости повод. Немного удивляла непонятная резвость «Костромича». Впрочем, чего тут гадать? Главные трудности позади. До места назначения остаётся рукой подать.

Начинало светать. На востоке, прямо по курсу занималась румяная майская заря, обещая ясное, солнечное утро. Бакены сияли, перемигиваясь с далёкими звёздами.

Тут очнулся Афанасьич.

— Где мы идём?

Мишка вздрогнул от неожиданности, но ответил чётко:

— Подходим к Вознесенке.

— К Вознесенке? – удивился Афанасьич, посмотрев на часы. По времени, вроде, рановато…

Афанасьич осмотрелся по сторонам, задержал взгляд на плоту, потом спросил:

— Ты ничего, Михаил, не заметил?

— А что?

— Так, ведь, мы похоже, грузовую цепь потеряли!

Вместо ответа Мишка только присвистнул. Так вот, оказывается, в чём причина такой резвости их «Костромича»! И почему он дёргался. Как это он сам не додумался до такой простой вещи? Уверовал, было, в нечистую силу. Грузовая цепь-то по дну тащится. Вот и зацепилась за что-то. Ещё ладно ошлаговка плота выдержала.

К Рейду «Костромич» подходил весь кругом помытый и надраенный до зеркального блеска. Как новый гривенник. Из трубы над камбузом густыми живописными клубами валил белесый дым. Из магнитофона далеко окрест разносились бравурные мелодии. Нелёгкий рейс подошёл к завершению.

Почему Афанасьич не сказал правды об обстоятельствах обгона буксира Пивоварова начальнику приплавного рейда, надеюсь всем тоже понятно. Если бы руководству стало известно про сердечный приступ у капитана буксира прямо во время рейса, Афанасьичу пришлось бы срочно ложиться на обследование, по результатам которого с вероятностью в сто процентов оформляться на пенсию…